Я украду твой голос - Страница 69

— Товарищ, генерал армии, прошло более семи лет. Мы не знаем, как Композитор выглядит сейчас.

— Человека со шрамом на шее мои люди разглядят. Всё! Вы свободны. Если будет новая информация, сразу докладывать мне.

Около выхода из кабинета подполковник обернулся.

— Товарищ генерал армии, если ваши люди заметят что-то подозрительное, сообщите, пожалуйста, мне.

Глава 36

Марк Шаманов одобрительно взглянул на афишу, предъявил билет и вошел в концертный зал. Он уже привык к своей новой фамилии. Паспорт, полученный в сельсовете на Алтае, помог ему устроиться частным репетитором по фортепьяно в две семьи, проживавшие в том же районе, что и Марина Васильева. Нужные рекомендации он сам организовал по телефону. Полученных денег хватало на непритязательную жизнь, а большего Композитору не требовалось. Его влекла единственная цель, ради которой он был готов на всё.

Марк прошел в зал и занял место в центре на одном из последних рядов. Он специально приобрел билет сюда. Ему не требовалось лучше видеть своего кумира на сцене, ему надо лучше слышать. А здесь прямой и отраженный звук накладываются друг на друга самым идеальным образом. Композитор пришел на заключительный сольный концерт Марины Васильевой. Девятое выступление в самом большом концертном зале столицы — и каждый день аншлаг! Трижды он слушал ее концерт через стену, прогуливаясь среди кучек взвинченных поклонников, которым не достались билеты. Их галдеж мешал наслаждаться любимым голосом.

Композитор поудобнее расположился в мягком кресле и, желая сосредоточиться, по выработанной годами привычке, прикрыл глаза. Он слушал, как за плотным занавесом настраивают инструменты и ворчат уставшие музыканты. Это слышали многие из присутствующих зрителей. Его уши резал скрип расшатанных стульев под грузными исполнителями и топот ног возбужденного администратора, подгонявшего за кулисами всех и вся. Эти звуки были доступны единицам, с чрезвычайно обостренным слухом. Но его чувствительность простиралась дальше, за неподвластные никому горизонты. Словно невидимый ветерок он пронесся через сцену, попетлял по коридорам и протиснулся в узкую щель под дверцей гримерной.

Там скуластенькая рыжеволосая девушка с огромными доверчивыми светло-зелеными глазами надевала концертное платье. Вжикнула длинная молния на спине, ладошки оправили расклешенный подол, босые ноги юркнули в туфли-лодочки. Девушка топнула каблуками, проверяя удобство обуви, и расположилась перед зеркалом в высоком кресле. Большой костяной гребень методично зашуршал сквозь гладкие волосы, перламутровые клипсы мягко защелкнулись на мочках ушей. Девушка придирчиво посмотрелась в зеркало и осталась довольна собой. От улыбки на ее правой щеке образовалась ямочка.

Зашуршала бумага. Девушка разгладила на столике большой лист с рукописным текстом, всмотрелась в наспех написанные рифмованные строки. Ямка на щеке исчезла, брови озабоченно сдвинулись к центру. Девушка напевала слова, плавно жестикулируя рукой и раскачиваясь в такт мелодии гибким телом.

Композитор знал, что за листок перед ней. Из карманов убитого поэта он выгреб не только деньги, но и блокнот со стихами. Там были и строки про хромую собаку, которую выгнали из дома жестокие хозяева. В последний свой вечер поэт все-таки успел написать стихи для новой мелодии. Однако она уже звучала на концерте Марины с совершенно другими вычурными патриотическими словами. Марк убедился, что для грустной истории о собаке нужна иная музыка, пронзительная и трепетная. Он быстро написал на том же листе ноты и три дня назад подкинул песню вместе с цветком в машину певицы.

Девушка увлеклась. Настойчивый стук в дверь заставил ее вздрогнуть.

— Марина! Зрители ждут. Пора, — поторопил администратор.

Певица глотнула чистой воды и побежала на сцену. Не отставая ни на шаг, за ней скрипели ботинки двух рослых охранников с военной выправкой. К этому времени зал уже несколько минут дружными аплодисментами вызывал свою любимицу. Композитор зря ладоши не мял. Он дважды хлопнул, когда каблучки туфель-лодочек с каменных плит коридора ступили на деревянный настил сцены. Охранники остались за шторой. Без объявления зазвучала музыка. Певица кокетливо взмахнула рукой и начала концерт с той самой песни, рабочая запись которой хранилась у композитора.

Марина вдохновенно исполняла одну песню за другой. Ее чудный голосок звенел, дрожал, серебрился и мягко проникал в душу каждого зрителя. Сегодня она была в ударе. Публика млела от восторга, таяла от любви и разрывалась от вожделения. Каждый, кто находился в зале, в этот момент был влюблен в нее.

Перед последней песней девушка объявила, что посвящает ее своему другу, погибшему поэту. Оркестр заиграл грустную мелодию, которую написал Композитор. Марина, склонив голову, стояла перед микрофоном. Опущенные пряди волос закрыли ее вспотевшее лицо. Она начала тихо, без надрыва, словно давая возможность отдохнуть уставшим голосовым связкам. Она просто шептала в микрофон, а зрители послушно замерли, боясь пропустить хотя бы слово. Но во время припева она тряхнула головой, воздела руки и вытянула тонкую шею. Голос, набравший силу, взлетел, затрепетал под куполом концертного зала и осыпался искрящими осколками, раня души слушателей болью сопереживания. Следующие два куплета, как раскачавшиеся качели, прозвучали на более высоких нотах, а последние строки песни Марина выплеснула в зал обжигающей волной. Когда голос стих, публика не могла дышать, у многих по щекам катились слезы. И лишь спустя минуту ошеломленные слушатели разразились аплодисментами.