Я украду твой голос - Страница 51


К оглавлению

51

В палатке воцарилась напряженная тишина. Бурмистров мучительно размышлял. Марк ленивым взглядом осматривал предметы, имевшиеся в штабе. Он первым нарушил затянувшееся молчание, удивленно спросив:

— Что это?

Все обернулись. Марк Ривун вертел в руках переносной мегафон на батарейках. Полковник отрывисто пояснил:

— Устройство для усиления звука. Взяли для переговоров. Если бы телефон не работал, воспользовались.

Марк поднял тяжелый рупор, щелкнул тумблером и тонко и протяжно дунул в микрофон. В палатке завыл ветер. Марк захрипел, тихо, одним горлом. Мегафон изрыгнул зловещий рокот. Молодой человек удовлетворенно констатировал:

— Они ждут прокурора из Москвы? Я готов быть прокурором.

Генерал рассматривал агента странным оценивающим взглядом.

— Вы хотите вступить с ними в переговоры?

— Я зайду к ним в гости.

— Внутрь?

— Да.

— Один?

— Если со мной пойдете вы, заключенные будут отвлекаться.

— Что это даст?

— Я поговорю с ними. По-своему.

Генерал взволнованно напрягся, мучительно осмысливая предложение. Полковник нетерпеливо заметил:

— Мы потеряем время, а у преступников появится еще один заложник. Только и всего!

Бурмистров проигнорировал слова Кротова и продолжил общение с Композитором.

— Вы хотите сказать, что сумеете нейтрализовать Кумаря?

— Сколько заключенных в колонии?

— Товарищ генерал-майор, — вновь вмешался в разговор Кротов. — Ну, что может сделать один гражданский против оголтелой толпы преступников?

— Отвечайте на вопрос, полковник! — Бурмистров жахнул кулаком по столу. — Сколько человек сейчас на территории колонии?

Кротов побагровел и нехотя процедил:

— Более трехсот. И у них около двадцати единиц огнестрельного оружия.

Композитор вертел в руках мегафон, словно оценивал его возможности.

— Я попробую.

— Когда? — расширив глаза, сдавленно выдохнул генерал.

— Мне бы какао. Сладкого, — попросил Марк. — И я готов.

Кто-то из армейских офицеров иронично хмыкнул: «Детский сад». Побагровевший генерал круто развернулся и рявкнул:

— Вы слышали? Какао!

— Да где же у нас… — начал было оправдываться полковник.

— Обеспечить!

После продолжительной суеты, в которую были вовлечены все служащие, имеющие отношение к питанию, Композитор согласился на чай с медом.

Полная луна лениво приподнялась над горизонтом и, с вечно глупой, но любопытной физиономией, нависла над растревоженной колонией. Никто из зеков не спал. Вторую ночь все ждали штурма. В общий успех не верили. Но каждый в глубине души надеялся в суматохе зацепить за пестрый хвост свою личную птицу-удачу и скрыться из злополучного места.

Однако полчаса назад прошел обнадеживающий слух, что власть, наконец, дрогнула и прислала прокурора из Москвы. Он привез долгожданное постановление об амнистии. И уже твердили, ссылаясь на телефонный разговор самого Кумаря, что половину амнистируют сразу же, а остальным скостят сроки. После смерти Сталина и ареста всесильного Берии, такие новости уже никому не казались невероятными.

Композитор допил остатки сладкого чая, подбил повыше шерстяной шарф, запахнул плащ и откинул в угол ненужную шляпу. Оттопыренные уши на фоне короткой стрижки выглядели по-детски беспомощно. Марк встал и покинул палатку. В левой руке он держал толстую кожаную папку, а в правой мегафон. Осторожно втянув носом прохладный воздух, Марк в очередной раз объяснил взволнованному генералу:

— Я войду один. Солдатам приближаться незачем. Запускайте их минут через десять.

— Знак дадите?

— Не знаю, — честно ответил Марк.

Генерал сжал худые плечи тщедушного агента.

— Если получится… Если заложники не пострадают… Я тебе…

Марк высвободился из генеральских объятий, потянулся к холодной луне, стряхнул накопившуюся усталость и бодрым шагом направился к черной стене колонии строгого режима, за которой его поджидали озлобленные на весь свет нетерпеливые уголовники.

Композитору предстояло самое сложное в его жизни, смертельно опасное испытание.

Глава 26

За высокими воротами колонии его уже поджидали. В узком окошке поблескивал колкий взгляд.

— Прокурор? Из Москвы? — недоверчиво спросил хриплый голос.

— Он самый, дружок. Он самый. Ни сна ни отдыха от вас нет. Только и заседаем по комиссиям, дела пересматриваем. Ты знаешь, сколько таких бедолаг, как ты, по огромной стране разбросано?

— Не моя забота. Не я сажал.

— Те, кто сажал, уже сами сидят. А мне разгребать за ними.

— Молодой. Несолидный, — рассматривал гостя встречающий.

— Да, молодой! — уверенно подтвердил Марк. — Потому и нет за мной неправедных приговоров. Теперь мы только по закону работаем.

— Закон, что дышло, куда повернешь, туда и вышло.

— Открывай, грамотей, хватит зыриться! Меня из теплого московского кабинета выдернули, сюда направили. А я летать на самолете боюсь. До сих пор дрожь в коленках.

Внутри шушукались. «Вроде один, рядом никого, с важной папкой». «Приоткроешь — и сразу на засов». Лязгнула железная калитка. Сильная рука дернула Композитора за плечи и впихнула внутрь. Гибкие пальцы быстро обшарили одежду.

— Полегче, — возмутился Марк. — А то обижусь.

— В папке что?

— Бумаги на ваше освобождение.

— А эта штука для чего? — кривой палец ткнул в мегафон.

— Чтобы все слышали. Вы, небось, галдите, а у меня голос слабый. Болею.

— Иди, — Марка дружески подтолкнули в спину. — Ты, начальник, не шибко обижайся. Мне велели тебя проверить.

51